|
«Зло агрессивно и беспощадно, но нам нужно находить способы противостоять ему»: интервью Ильи Яшина «Черте» из колонии
Илья Яшин — один из тех лидеров российской оппозиции, кто оставался в России и продолжал борьбу против войны и путинского режима, несмотря на прямые угрозы. В июле 2022 года против него возбудили уголовное дело за распространение фейков о российской армии и арестовали. А в декабре московский Мещанский суд приговорил Яшина к чудовищному сроку: 8 годам и 6 месяцам колонии. Однако и в тюрьме Яшин не собирается изменять своим взглядам. Более того, он не предается унынию, а его взгляд на российскую реальность по-прежнему сочетает жесткость и трезвость. Специально для «Черты» Фарида Курбангалеева взяла у политика интервью, которое он дал по переписке из колонии.
Как вы считаете, несет ли путинский режим ответственность за теракт в «Крокус Сити Холле»?
Путин и его спецслужбы несут ответственность за безопасность России и ее граждан. И очевидно, что они со своей задачей справляются из рук вон плохо. Путин, начав вторжение в Украину, не только отправил на смерть десятки тысяч наших соотечественников, но и создал реальность, в которой регулярно обстреливаются российские города. Новости про разрушенные предприятия, горящие дома и пострадавших гражданах на втором году войны стали привычным информационным фоном. А спецслужбы, увлеченные подавлением гражданских протестов и арестами за лайки в соцсетях, проспали чудовищный по масштабу теракт в «Крокусе». И что характерно — ни одному генералу после этого провала спецслужб не хватило совести, чтобы подать в отставку.
Организатором теракта стала одна из группировок ИГИЛ, мстящая России за бомбардировки Сирии, а исполнителями — мигранты. Достаточно ли наша либеральная общественность уделяла внимание и сирийскому конфликту, и положению гастарбайтеров в России? Ведь теракт так или иначе стал следствием двух этих историй.
Постановка вопроса кажется мне странной. Вы полагаете, что если бы либеральная общественность больше внимания уделяла Сирии и мигрантам, это спасло бы Москву от теракта? Сомневаюсь в этом. Либералы являются частью российского общества, уже много лет находящегося под колоссальным давлением силовых структур. Их влияние на государство минимально. Реальную же ответственность за безопасность страны, повторюсь, несут президент и спецслужбы. Они обязаны вычищать почву для терроризма и заблаговременно пресекать атаки. Для этого у спецслужб есть и все необходимые ресурсы и, по сути, неограниченные полномочия.
Какими будут последствия теракта и для страны в целом, и для и оппозиционно настроенных россиян?
Не сомневаюсь, что Путин использует теракт в Крокусе, как повод для эскалации конфликта в Украине и для усиления давления на инакомыслящих в России. По первым же его заявлениям стало ясно, что ситуация станет развиваться именно в этом направлении.
Путин давно перешел все красные линии, пролил реки крови и не имеет никаких ограничений — ни правовых, ни моральных. Цель его сводится к тому, чтобы оставаться у власти до конца своих дней. Если он посчитает, что для достижения этой цели надо посадить или уничтожить тысячи, даже миллионы людей — нет сомнений, что он решится на это без малейших рефлексий. Цель оправдывает средства, и война в Украине показала, что для Путина человеческие жизни являются лишь статистикой. Безымянными цифрами и столбиками в отчетах и сводках.
Верным признаком того, что репрессии усилятся, было убийство Алексея Навального. Что вы почувствовали, когда узнали об этом?
Я не мог в это поверить, и несколько раз переспросил адвоката, правда ли это. И он ответил, что да — это правда. Прошло уже больше месяца, но ком в горле стоит до сих пор. Навальный был моим другом, и мне очень больно от осознания этой потери.
Вы осознаете, что после убийства Алексея угроза вашей жизни и жизням других политзеков сильно увеличилась?
Я прекрасно понимаю, что риски значительны. От политзаключенных требуется, в первую очередь, молчание и покорность. Арестантам в тюрьмах и колониях прямо и откровенно говорят: «Если хотите сохранить здоровье и спокойно отсидеть срок, сидите тихо и не привлекайте к себе общественного внимания». В противном случае вас ждут карцер и психическое, а иногда и физическое давление. Но я, как и многие политзеки, не замолкал и не собираюсь этого делать. Мой антивоенный голос слышен. Как мне кажется, он воспринимается значительной частью российского общества и очевидно раздражает Кремль. Если спецслужбы решат, что я должен замолчать навсегда, никто и ничто в тюремной системе не сможет меня защитить. Честно говоря, стараюсь поменьше об этом думать и воспринимаю сложившуюся ситуацию философски.
Не жалеете, что не уехали из России?
Нет, ни разу. Я ведь изначально понимал всю опасность своего положения. К моменту моего ареста уже был застрелен Борис Немцов, уже перенесли покушения и оказались за решеткой Навальный и Кара-Мурза. В России уже развернулась полноценная волна репрессий против участников антивоенного движения. Тюрьма и смерть на этом фоне не казались каким-то фантастическим исходом. И выбор — остаться в своей стране, несмотря на риски, я делал совершенно осознанно.
Но, поверьте, я не сумасшедший. Я хочу жить, хочу любить и работать, приносить пользу и получить удовольствие от жизни. Однако если мы все убежим из России, она никогда не изменится. В какой-то момент необходимо упереться под натиском тирании и держать рубежи. В этом я вижу свою личную ответственность как гражданина, патриота и политика. Надо отвечать за свои слова и надо показывать преданность своей стране и своим идеалам. И, да, иногда надо брать на себя риски, даже если очень страшно. Иначе ничего не получится.
Как вообще в колонии восприняли новость об убийстве Навального?
Я бы назвал реакцию в целом спокойной. Не потому что заключенные и тюремщики плохо относились к Навальному. Скорее даже наоборот — многие смотрели антикоррупционные расследования ФБК, следили за судебным преследованием Алексея и сочувствовали ему. Но в сознании российского обывателя, по моим наблюдениям, укоренилось понимание того, что политическое насилие — это норма. Аресты, избиения и даже убийства оппозиционеров хотя и не одобряются, но стали восприниматься как нечто совершенно естественное. Люди понимают, что Путин силой удерживает власть и никому не собирается ее отдавать. Если пытаешься с ним бороться — жди беды.
Поэтому мое окружение в колонии восприняло новость о смерти Навального как нечто само собой разумеющееся. Ну да, мол, убили, понятное дело… Он же против самого главного попер, на что тут было надеяться. Моих сокамерников в этом смысле, скорее, удивляет не то, что Навальный мертв, а то, что я до сих пор жив.
Алексей говорил, что если его убьют, это будет означать, что противники режима сильны как никогда, однако сейчас складывается как раз противоположное ощущение — режим стабилен и крепок. Навальный ошибался?
Не думаю, что арест и убийство лидера оппозиции — это признак крепости политического режима. Как и «конкуренция» Путина с безымянными статистами на выборах — не признак его силы и популярности. Как и аресты людей за антивоенные лайки — не признак высокого уровня поддержки войны в обществе. Популярная власть не нуждается в репрессиях, политических убийствах и запугивании несогласных. Она спокойна и уверена в себе. Не сажает своих критиков, не избивает протестующих и побеждает на честных, по-настоящему конкурентных выборах.
Как мне кажется, противники путинского режима представляют собой гораздо более мощную и грозную силу, чем сами это осознают. Власть в России узурпирована криминальной группировкой, которая умело манипулирует общественным мнением. Едва ли не каждый сторонник оппозиции ощущает гнетущее одиночество. Он уверен, что нас меньшинство, а вокруг путинские орды. На самом же деле, сторонников перемен очень много. Просто Зло гораздо лучше организовано.
Журналист Шура Буртин в колонке для «Медузы» так и написал: мы все недооценили зло, что оппозиция в эмиграции слаба и беспомощна, и спасаться каждому приходится поодиночке. Вы не разделяете этот пессимизм?
Послушайте, я в бараке в строгих условиях содержания не позволяю себе отчаиваться. А кто-то сидит в безопасности и комфорте, сознательно распространяя в атмосфере бациллу уныния. Зачем? Чтобы парализовать волю протестующих? Чтобы у всех руки окончательно опустились? Тебе от этого легче станет? Ну бог тебе судья.
Да, Зло агрессивно и беспощадно, оно наступает. Но нам нужно не посыпать голову пеплом, а находить способы противостоять этому Злу, объединяясь, проявляя солидарность и помогая друг другу. Я почти два года сижу в тюрьме, но не ощущаю беспомощности, одиночества и уныния. Вижу, какое огромное число людей говорит со мной на одном языке, разделяет мои ценности, пишет мне письма со словами поддержки. И в ответ я стараюсь в каждом судебном выступлении, в каждом тексте, в каждом интервью воодушевлять людей, личным примером мотивируя их сопротивляться тирании.
Как должна действовать российская оппозиция без Алексея Навального?
Оппозиция должна повзрослеть и наконец избавиться от психологической установки «начальник-подчиненный». Мы ведь постоянно пытаемся всех загнать в одну вертикальную структуру, где командир дает указания, говорит всем, что делать, а остальные безропотно бегут выполнять. Но наша реальная сила — в горизонтальных связях, в самоорганизации, коллективном действии и солидарности. Россия переживает сейчас один их самых драматических периодов в своей новейшей истории. Для оппозиции самое время отодвинуть в сторону старые дрязги и обиды, чтобы проявить себя ответственной силой. Нужно завоевать доверие соотечественников, последовательно отстаивая их интересы, как перед Путиным, так и перед мировым сообществом. Надо предоставить сильную и привлекательную альтернативу тирании, а именно — образ свободной, мирной и процветающей России, где государство не перемалывает своих граждан, а создает условия для их счастливой жизни. И самое главное — надо продемонстрировать способность воплотить эту мечту в реальность.
Есть ощущение, что у нашей оппозиции нет внятного и эффективного плана действий по свержению режима, все надеются только на «черного лебедя», который может и не прилететь.
Свержение режима подразумевает применение оружия, кровопролитие и смерти. Это не мое кредо, я принципиальный противник политического насилия. Мы и так находимся в опасной близости от гражданской войны. И я считаю своей миссией найти путь, который обеспечит России демократический транзит и одновременно убережет ее от кровавого сценария. Возможно ли это на практике? Очень надеюсь [на это], но ответ даст лишь время.
Да, вы правы: планы в условиях тирании плохо работают. Мы много лет пытались добиться перемен самыми разными способами — через участие в электоральных процедурах, через интеграцию в органы местного самоуправления, через массовый мирный протест. Но каждый раз, когда намечался успех, Путин опрокидывал шахматную доску, менял правила игры, и все приходилось начинать сначала. В то же время несправедливо говорить, что наша многолетняя работа оказалась бессмысленной, потому что в политический процеcс вовлекалось все больше граждан, последовательно рос общественный интерес к независимой политике, и в конце концов сформировалось молодое поколение, заинтересованное в переменах.
Конечно, война в значительной степени выжгла поле независимой политики и в очередной раз нарушила планы оппозиции. И предельно ясно, что демократическая трансформация теперь станет возможной лишь при серьезном кризисе режима, системном сбое его внутренних настроек. Но это случится, поскольку внутреннее напряжение в системе постепенно растет, а администраторы далеко не всегда успевают выпускать пар. И когда это случится, надеюсь, мы будем готовы действовать решительно и быстро.
На ваш взгляд, какое значение имеет «Полдень против Путина» в путинской России?
Уже четыре года с начала пандемии в России полностью запретили акции протеста, даже одиночные пикеты. Но протестные настроения при этом никуда не исчезли, а поводов для них все больше: и затянувшаяся война, и удержание мобилизованных на фронте, и рост политических репрессий. Протест прорывается в бюллетени на выборах, поскольку сейчас это едва ли не единственный легальный способ выразить несогласие с политикой Кремля. Если бы в список кандидатов оказался допущен хоть кто-то, представляющий альтернативу Путину, граждане ставили бы галочки за такого человека. Ну а при отсутствии альтернативы они используют бюллетени как своего рода послание власти. Пишут на нем фамилии политиков, за которых хотели бы голосовать, имя Навального или просто антивоенные лозунги.
Кремль пытается убедить страну и весь мир в тотальной поддержке Путина российским обществом. Никакой конкуренции, никакой дискуссии — одна страна, один народ, один вождь. В демонстрации этого единства и заключалась основная задача проведенной в России электоральной «спецоперации». Нам буквально вбивают в головы мысль, что девять из десяти россиян всецело одобряют нынешнего президента. Все это, очевидно, ложь и манипуляция общественным сознанием. Какой-то зашкаливающей поддержки у Путина нет и близко. Напротив, общество все больше устает и от него, и от его войны.
Я видела фото испорченных бюллетеней, когда в графу с фамилией кандидата избиратели вписывали вашу фамилию.
То, что люди вспоминали и обо мне на избирательных участках, я воспринимаю как поддержку и проявление солидарности. Для меня это ценно и важно.
Раньше, после очередной громкой посадки, либеральная общественность говорила про политзаключенного: «Все равно столько не просидит, выйдет раньше». Про вас говорили то же самое. Есть ли у вас уверенность, что окажетесь на свободе раньше назначенного срока?
По приговору московского суда мне осталось сидеть около шести лет. То есть, мой тюремный срок сегодня примерно равен очередному президентскому сроку Путина. И освободиться я должен аккурат к следующим выборам главы государства. Есть в этом некая злая ирония, не находите? Однако все эти рассуждения и подсчеты носят чисто теоретический характер. Никто не в силах заглянуть в будущее, и оно не предопределено. Ситуация настолько шаткая, что может развиваться в любую сторону.
Есть вероятность, что Путин все-таки сможет дожать Украину и завершить войну на своих условиях, укрепить личную власть, а общество с этим окончательно смирится. При таком раскладе мне наверняка добавят тюремный срок за счет новых уголовных обвинений, и сидеть придется, как минимум, до тех пор, пока диктатор не покинет нас по естественным причинам.
Нельзя исключать и того, что боевые действия окончательно зайдут в тупик, и спустя какое-то время Россия с Украиной все же начнут мирные переговоры. Возможно, одним из пунктов итогового соглашения станет амнистия для российских политзеков — по крайней мере на Западе слышны голоса, которые к этому призывают. Такое развитие событий даст мне шанс освободиться раньше назначенного срока. Но не факт, что надолго, поскольку молчать я все равно не буду.
Наконец, нет никакой гарантии, что ближайшие шесть лет станут для Путина безмятежной прогулкой. В обществе копятся противоречия, усугубляемые войной, деньги в резервных фондах заканчиваются, внешнее давление растет. То, что сегодня кажется крепким и стабильным, завтра может обернуться политическим кризисом, внутриэлитным переворотом и уличными волнениями.
Ответ же на ваш вопрос заключается в том, что у меня нет никакой уверенности ни в чем. Есть лишь надежда на лучшее и понимание того, что в конце концов перемены исторически неизбежны. А до тех пор я живу по принципу: делай, что должен, и будь что будет.
Остается ли еще у вас вера в прекрасную Россию будущего?
Моя вера по-прежнему сильна. Но прекрасная Россия будущего — это история не только про веру, но и про действия. Мало просто сидеть на диване и верить. Каждый должен вносить свой вклад в будущее ежедневным трудом: распространяя независимую информацию, поддерживая свободные СМИ и оппозиционные организации, участвуя в местном самоуправлении и антивоенном сопротивлении. Образно говоря, удобряя почву, на которой вырастет то самое прекрасное будущее. Я стараюсь давать личный пример такой работы. Но строительство будущего — труд коллективный. Тут требуется множество крепких рук и светлых голов.
|
