тступился от Сатаны, хотя к людям так до конца и не прибился. Говорят, «без Домового ни один дом не стоит», но на люди он предпочитает не показываться. Может быть, стесняясь того, что уж больно неказист: мал, пузат, да к тому же еще сивой шерстью с головы до пят покрыт. Но люди к своему Хозяину (а так в некоторых губерниях России называли Домового) относились с неизменным уважением. Например, перед тем как войти в хлев, где он любил время проводить, обязательно покашливали из деликатности, давая возможность Домовому спрятаться. А если в спешке все же заставали его за работой, он от смущения мог скотину испортить или устроить в хлеву пожар, не пожалев ни добра хозяйского, ни лошадей, к которым слабость питал, холя их, кормя и лелея. Иногда, если, например, сена не хватало, Домовой от усердия и жалости «к своей скотине» его у соседей подворовывал, не боясь вступить в драку с тамошним Хозяином, которому такой произвол понравиться, конечно, не мог. Обычно с теми, кто с ним в одной избе находился, жил Домовой в мире и согласии, но иногда, обидевшись на что-то, устраивал настоящий погром: хлопал дверьми, раздувал или тушил огонь в печи, бил посуду, щипался до синяков, волосы путал и в колтун сбивал. А то и вовсе мог навалиться на спящего обидчика и начать его душить. В этот момент люди богобоязненные читали молитвы или «чурались», то есть кричали: «Чур меня!» Но находились смельчаки, которые хватали Домового за руку и спрашивали: «К худу или к добру?». И даже если он молчал, по тому лишь, какой была его рука, определяли, что их в будущем ждет.
