Записки Ильи Яшина:

Мне всегда было любопытно, где Балабанов находил образы для своих фильмов. Все эти мрачные бандиты, провинциальные гангстеры, динозавры из девяностых… На самом деле, они никуда не делись.

От Нижнего до Москвы со мной в «столыпинке» ехал Колян. Помятый мужик в спортивном костюме. Мы оказались ровесниками, но на вид ему крепко за 50. Бесконечно курит и готов часами рассказывать про свою жизнь.

Рос Николай на Дальнем Востоке, окончил школу и пошёл в морскую пехоту. После дембеля пару месяцев не просыхал, но его «подтянули старшаки». Ездил с пацанами на стрелки, толкался на рынке, собирал дань с торгашей. Но судьба-злодейка: погорел на первом же серьёзном деле.

Бригаду навели на коммерсанта, хранившего дома крупную сумму. Ребятишки к нему вломились, привязали к стулу…

«Ну и попытали немного, пока он код от сейфа не сказал», – Колян показывает жестами, как душил жертву.

Добыча оказалась приличной, больше ста тысяч долларов. Но пока бандиты ковырялись с сейфом, предприниматель развязался и рванул к окну. Колян описывает, как снова пытались его скрутить и заткнуть рот…

«В общем, башку я ему отпилил, – вздыхает. – Так вышло».

Всё бы ничего, но в борьбе один из гангстеров потерял перчатку и наследил отпечатками пальцев. Банду вычислили, а Николай на 13 лет отправился за решётку.

В колонии головорез завёл роман по переписке. Женщина из Тюмени приезжала на свидания, забеременела и к моменту освобождения Коляна ждала семья: супруга и маленькая дочь.

Бывший зек начал с женой небольшой бизнес: «торговали китайскими шмотками». Но дама оказалась неверной: «спуталась с кем-то и стала крысить деньги». Второй срок Колян получил за то, что «слегка отмудохал» жену, а та «мусорнулась».

Пока он сидел, женщина всё продала и уехала в другой город. Николай её нашёл, потребовал свою долю и пригрозил забрать ребёнка. Тогда супруга написала заявление в полицию, обвинив его в педофилии: якобы Коля растлил свою дочь. И снова тюрьма. Следователь обещает 15-18 лет строгого режима.

Мой собеседник выпускает дым кольцами. Жалуется, что «тяжко сидеть по такой зашкварной статье».

Я смотрю в пол.
«На войну, наверное, поеду» – вздыхает он.
«Убьют», – говорю.
«Да я и так уже умер».