Илья Яшин:
Это нагрудный знак, который я обязан был носить в колонии. Фото раздражало лагерное начальство. Меня просили его переделать и «встать с нормальным лицом».
Говорили, что в лагере 550 зеков и только я один на фото улыбаюсь. Спрашивали — чему радуешься? Тебе в карцере что ли весело? Или приговор в 8,5 лет смешит? А, может, специально улыбаешься, чтобы провоцировать сотрудников?
Но нет, я никого не провоцировал.
Просто понимал: если не буду ежедневно находить поводы радоваться жизни, то сойду с ума из-за отчаяния. Это был мой способ выживания.
И в этом, наверное, ещё одно наше ценностное различие с теми, кто сейчас у власти. Их эстетика — «Россия для грустных». Улыбаться на людях — неприлично. Радоваться — грешновато. Высшая миссия — умереть за государство (без лишних вопросов).
Я же хочу, чтобы Россия была счастливой, мирной и свободной. Чтобы не забирала наши жизни, а делала их спокойнее и лучше. И чтобы мы жили сами, не мешая жить другим.
Поэтому я и улыбался своим надзирателям с тюремного фото.
Это нагрудный знак, который я обязан был носить в колонии. Фото раздражало лагерное начальство. Меня просили его переделать и «встать с нормальным лицом».
Говорили, что в лагере 550 зеков и только я один на фото улыбаюсь. Спрашивали — чему радуешься? Тебе в карцере что ли весело? Или приговор в 8,5 лет смешит? А, может, специально улыбаешься, чтобы провоцировать сотрудников?
Но нет, я никого не провоцировал.
Просто понимал: если не буду ежедневно находить поводы радоваться жизни, то сойду с ума из-за отчаяния. Это был мой способ выживания.
И в этом, наверное, ещё одно наше ценностное различие с теми, кто сейчас у власти. Их эстетика — «Россия для грустных». Улыбаться на людях — неприлично. Радоваться — грешновато. Высшая миссия — умереть за государство (без лишних вопросов).
Я же хочу, чтобы Россия была счастливой, мирной и свободной. Чтобы не забирала наши жизни, а делала их спокойнее и лучше. И чтобы мы жили сами, не мешая жить другим.
Поэтому я и улыбался своим надзирателям с тюремного фото.
