.....
Одинозный Ёж написал:
С одной стороны понятно, что Михалков мразь, искусству кино предпочитающая квадраты в аренду, мразь провластная, мразь бесхребетная, мразь потомственная (в какой еще стране мира текст ТРЕХ гимнов писал один и тот же человек?) Кино мразь снимает по своему уровню — с воробышкем–духовностью, чутким чеченским мальчиком и гебистом с глазами–озерами. Причем снимает виртуозно — нормальному человеку три раза надо через себя перевернуться и самому себе хребет сломать, чтобы Кадырову ботиночки поцеловать, а у Михалкова это получается как бы между делом, как бы мельком, как бы и не совсем взаправду. Цоп! — и у Героя России на носке из кожи аллигатора алеет свежий поцелуй. И понятно, что если завтра Кадырова заменят марсиане, Михалков с той же изящность снимет какую–нибудь притчу про марсианского детеныша, несправедливо обвиненного ксенофобскими земными фашистами. С иконками и народными марсиансикими танцами.
Но, Господи, как он расправляется с советскими мастерами, как он их гнет, мучает и ломит! Отбыв обязательную программу со "славься Отечество!", Михалков в Союзе снимает костюм, надевает домашний халат, берет трость и начинает мордовать мурзилок как ебаных крепостных. Эти подходы! Эти взгляды! Эти жесты! Эти небрежные, продуманно–хамские обращения хозяина жизни, чувствующего себя в своем праве, в своем доме. И сто, тысячепроцентная русская породистость того типа, который нынче увидишь разве что на совсем старых фотографиях. "Барин". Как Михалкова не называют, какими словами его не кроют — но "барин" звучит всегда. Наблюдать оживший архетип — само по себе удовольствие, но мы смотрит на него в те дни, когда нас уверили, что "русски" — это кто–то забитый, смуглявый, косоглазый и мычит из–за печки, какое–то вот совсем иссохшее дерьмо с обочины жизни. И даже если "русский" успешен,то у него обязательно должен быть семитский нос, бегающие глазки, вертлявые прихватки или на худой конец карикатурная крестьянская мрачность а–ля Герман Стерлигов (который, как известно, учредил "Русский гробик"). То есть, русский или не совсем русский, или у него должно быть ебло, как будто он еще вчера своими грабками навоз по полю раскидывал. Неопасный русский. Ручной.
А тут — узнаваемый, бросающийся в глаза тип, который уже одной своей внешностью хамит многонациональной толерантной Россией. Который уже одним профилем своим показывает, что никогда он землю не пахал и пахать не будет, и что мама его с семитами не грешила, и бабушка не грешила, да и прапрапрабабушка — и та чиста, невинна. Нету букета кровей. И детства в хлеву коровьем тоже нету. А есть бархатный, размеренный голос, голос человека, ни секунды не сомневающегося, что все на этой земле — для него (для современного русского мысль дикая, фантастическая, "уж скорее на Марсе яблони зацветут"). И плавные движения хозяина, без малейшей нервозности, малейшей неуверенности в себе. И что он делает с такой внешностью? Сидит на краешке стульчика в УВД и пишет объяснительную, что не хотел никого оскорблять голубыми глазами?
Идейно Михалков омерзителен. Биографически — отвратителен. Творчески — сомнителен. Но эстетически он совершенен, его выступления на Съезде вплотную приближаются к softcore–gayporn (извините). Когда в России установится естественный порядок вещей, все семейство Михалковых, конечно же, будет сучить ногами на ближайшее рее. За исключением Никиты. Его мы оставим как блестящий, доведенный до предела русский барских архетип. Архетип, который еще предстоит возродить (тут следует начать с себя — будучи по лицу балованным барчуком, внутри я — нервический очкарик из–за черты оседлости, это надо в себе давить, и давить страшно)
Одинозный Ёж написал:
С одной стороны понятно, что Михалков мразь, искусству кино предпочитающая квадраты в аренду, мразь провластная, мразь бесхребетная, мразь потомственная (в какой еще стране мира текст ТРЕХ гимнов писал один и тот же человек?) Кино мразь снимает по своему уровню — с воробышкем–духовностью, чутким чеченским мальчиком и гебистом с глазами–озерами. Причем снимает виртуозно — нормальному человеку три раза надо через себя перевернуться и самому себе хребет сломать, чтобы Кадырову ботиночки поцеловать, а у Михалкова это получается как бы между делом, как бы мельком, как бы и не совсем взаправду. Цоп! — и у Героя России на носке из кожи аллигатора алеет свежий поцелуй. И понятно, что если завтра Кадырова заменят марсиане, Михалков с той же изящность снимет какую–нибудь притчу про марсианского детеныша, несправедливо обвиненного ксенофобскими земными фашистами. С иконками и народными марсиансикими танцами.
Но, Господи, как он расправляется с советскими мастерами, как он их гнет, мучает и ломит! Отбыв обязательную программу со "славься Отечество!", Михалков в Союзе снимает костюм, надевает домашний халат, берет трость и начинает мордовать мурзилок как ебаных крепостных. Эти подходы! Эти взгляды! Эти жесты! Эти небрежные, продуманно–хамские обращения хозяина жизни, чувствующего себя в своем праве, в своем доме. И сто, тысячепроцентная русская породистость того типа, который нынче увидишь разве что на совсем старых фотографиях. "Барин". Как Михалкова не называют, какими словами его не кроют — но "барин" звучит всегда. Наблюдать оживший архетип — само по себе удовольствие, но мы смотрит на него в те дни, когда нас уверили, что "русски" — это кто–то забитый, смуглявый, косоглазый и мычит из–за печки, какое–то вот совсем иссохшее дерьмо с обочины жизни. И даже если "русский" успешен,то у него обязательно должен быть семитский нос, бегающие глазки, вертлявые прихватки или на худой конец карикатурная крестьянская мрачность а–ля Герман Стерлигов (который, как известно, учредил "Русский гробик"). То есть, русский или не совсем русский, или у него должно быть ебло, как будто он еще вчера своими грабками навоз по полю раскидывал. Неопасный русский. Ручной.
А тут — узнаваемый, бросающийся в глаза тип, который уже одной своей внешностью хамит многонациональной толерантной Россией. Который уже одним профилем своим показывает, что никогда он землю не пахал и пахать не будет, и что мама его с семитами не грешила, и бабушка не грешила, да и прапрапрабабушка — и та чиста, невинна. Нету букета кровей. И детства в хлеву коровьем тоже нету. А есть бархатный, размеренный голос, голос человека, ни секунды не сомневающегося, что все на этой земле — для него (для современного русского мысль дикая, фантастическая, "уж скорее на Марсе яблони зацветут"). И плавные движения хозяина, без малейшей нервозности, малейшей неуверенности в себе. И что он делает с такой внешностью? Сидит на краешке стульчика в УВД и пишет объяснительную, что не хотел никого оскорблять голубыми глазами?
Идейно Михалков омерзителен. Биографически — отвратителен. Творчески — сомнителен. Но эстетически он совершенен, его выступления на Съезде вплотную приближаются к softcore–gayporn (извините). Когда в России установится естественный порядок вещей, все семейство Михалковых, конечно же, будет сучить ногами на ближайшее рее. За исключением Никиты. Его мы оставим как блестящий, доведенный до предела русский барских архетип. Архетип, который еще предстоит возродить (тут следует начать с себя — будучи по лицу балованным барчуком, внутри я — нервический очкарик из–за черты оседлости, это надо в себе давить, и давить страшно)
