«ГРУЗ 200» – в краю Магнолий Алексея Балабанова
Время действия – 1984. Именно так называется произведение Оруэлла, в котором описывается высшая степень маразма милитаризированных тоталитарных империй. Место действия – захолустный райцентр под названием Ленинск. Дымящие трубы заводов, грязные пустые улицы. Чадящая и гремящая железная дорога – пирамиды СССР, гробницы индустриализации. Название городка – по имени вождя-основателя империи.
Картина про уродов без людей. Аутентичный оттиск, расползающейся по швам страны. Фильм, снятый в последнем, действительно благополучном году РФ, как бы предвосхитил всю подлость, извращенность и безнадегу последующих лет.
Одиннадцатый фильм режиссёра Алексея Балабанова «ГРУЗ 200» можно назвать, пожалуй, самым жёстким во всей фильмографии мэтра – у многих он вызвал экзистенциальный ужас, просто шок, или, как минимум острое желание помыться после просмотра.
Квинтэссенция зла на квадратный метр киноплёнки уже к середине фильма зашкаливает настолько, что если бы это можно было измерить дозиметром, он бы сгорел. Пожалуй, весь ужас происходящего пугает нарочитой натуральностью, Балабанов не припудривает сюжет и эстетику в кадре гротесковыми реками крови и Тарантиновской расчленёнкой. Зритель становится как бы свидетелем происходящего, созерцая этот кошмар наяву. Автор оставляет вас с болью, с болью от увиденного, с болью от столкновения с архаичной чернотой, так глубоко спрятанной в каждом из нас. Сегодня, как нельзя кстати Балабанов даёт возможность каждому из нас заглянуть в себя – методом шоковой кинотерапии. Для зрителя «ГРУЗ 200» заставляет провести параллель между нами и его героями. Кто мы? Чего мы стоим? Сможем ли мы окунувшись на самое дно остаться чистым? У героев этого фильма нет шанса на очищение, они навсегда стали заложниками своего смердящего ада.
Конечно, не всякому зрителю придётся по душе чрезмерная открытость, в которой режиссёр не старается избегать лишних слов, а наоборот, выманивает человека из собственной шкатулки на открытый воздух. Это лишь вопрос страха, страха демонстрировать свой страх и страха быть прямыми в своих высказываниях. Это как засаленный и сморщенный вопрос свободы, выраженный не в романтичных тонах тёмного асфальта, а в сгустках крови и роящихся насекомых, съедающих то, что приковывает себя к жизни самостоятельно. Отсюда и поход преподавателя с ангельской улыбкой в церковь – демонстрация того, что «Груз 200» – это тошнотворная ирония к жизни, из которой нет выхода. По крайней мере, визуально.
Если брать широко, то Балабанов в картине отражает социум, показывает в целом и общем некий портрет страны, государства, которое находится в промежуточном состоянии. Когда прежде принятые законы и нормы практически потеряны и стерты, и всем становится все равно, но все дружно продолжают чего-то бояться. То, что так характерно вписывается в происходящую действительность.
Балабанов с жестоким безразличием компонует в кадре жизнеутверждающие песни советской эстрады и серые пейзажи, яркую «новомодную» одежду и зияющие пустотой лица людей. Лозунги развитого социализма встают в один ряд с воспалённой мечтой алкоголика о Городе Солнца, в обезглавленных церквях проходят дискотеки и рок-концерты, установлением правопорядка занимаются форменные садисты и убийцы.
Маньяк, олицетворяющий советскую власть, издевается над страной, ее народом и будущим. Страна эта беспомощная, глупая девица. Народ, обыватель, пьет спирт из литровой банки и пялится в телевизор, с экрана которого на него вываливаются тонны фальшивой благодати, но он этой фальши не чувствует. Он получеловек, безразличный ко всему кроме своих нескольких квадратных метров, на которых умещается стол, стул, телевизор. Государство посылает своих сыновей на чудо-трансформацию: самолет уносит молодых, красивых, сильных – обратно привозит человека в футляре, цинковом, не человека даже – тело. Похоронить своих героев страна не может. Во внутренних органах полный бардак. Оборотни в погонах свирепствуют. Какие-то понятия, по которым еще как-то можно жить, но из-за которых жить нельзя, остались лишь у какого-то барыги спиртом. Государство, система, общество, человека – все гниет изнутри и сливается в общую гнойную кучу. Стеклянными глазами маньяка Журова Балабанов хладнокровно всматривается в эту бездну. Он снимает на плёнку зияющую пустоту лиц и внутренний холод. Здесь нет людей в прямом смысле слова, нет переживаний, нет морального выбора. Есть лишь мешки с костями, медленно гниющие в бетонных гробах, перевозимые из пункта А в пункт Б, тяжело падающие на землю под грузом обстоятельств. Абсолютно недвижима и бессердечна маска маньяка, которую носит капитан Журов; одеревенело от вечного смирения лицо Антонины; безразлично-одинаково смотрит на всё Валера – лишь бы деньги в карманах водились. Даже вопли похищенной девушки содержат в себе не больше страдания, чем механический скрежет проезжающего мимо поезда.
Режиссёр долго вынашивал этот фильм. Его останавливали, говорили что не поймут, актёры отказывались сниматься. Но нашлись те, кто смог и получилось самое точное и жуткое полотно. От того что сделал Балабанов и душно и в то же время ясно – так жить нельзя. Алексей Октябринович Балабанов создал наглядный слепок эпохи – показав всю её уродливость и трэш. Это кино – отличная терапия для тех, кто всё ещё способен «протрезветь и задуматься». Сегодня эта картина в России негласно запрещена, но, вспомните, что сказал приговорённый персонаж Алексея Серебрякова идя по сырому тюремному коридору перед смертью?..
Время действия – 1984. Именно так называется произведение Оруэлла, в котором описывается высшая степень маразма милитаризированных тоталитарных империй. Место действия – захолустный райцентр под названием Ленинск. Дымящие трубы заводов, грязные пустые улицы. Чадящая и гремящая железная дорога – пирамиды СССР, гробницы индустриализации. Название городка – по имени вождя-основателя империи.
Картина про уродов без людей. Аутентичный оттиск, расползающейся по швам страны. Фильм, снятый в последнем, действительно благополучном году РФ, как бы предвосхитил всю подлость, извращенность и безнадегу последующих лет.
Одиннадцатый фильм режиссёра Алексея Балабанова «ГРУЗ 200» можно назвать, пожалуй, самым жёстким во всей фильмографии мэтра – у многих он вызвал экзистенциальный ужас, просто шок, или, как минимум острое желание помыться после просмотра.
Квинтэссенция зла на квадратный метр киноплёнки уже к середине фильма зашкаливает настолько, что если бы это можно было измерить дозиметром, он бы сгорел. Пожалуй, весь ужас происходящего пугает нарочитой натуральностью, Балабанов не припудривает сюжет и эстетику в кадре гротесковыми реками крови и Тарантиновской расчленёнкой. Зритель становится как бы свидетелем происходящего, созерцая этот кошмар наяву. Автор оставляет вас с болью, с болью от увиденного, с болью от столкновения с архаичной чернотой, так глубоко спрятанной в каждом из нас. Сегодня, как нельзя кстати Балабанов даёт возможность каждому из нас заглянуть в себя – методом шоковой кинотерапии. Для зрителя «ГРУЗ 200» заставляет провести параллель между нами и его героями. Кто мы? Чего мы стоим? Сможем ли мы окунувшись на самое дно остаться чистым? У героев этого фильма нет шанса на очищение, они навсегда стали заложниками своего смердящего ада.
Конечно, не всякому зрителю придётся по душе чрезмерная открытость, в которой режиссёр не старается избегать лишних слов, а наоборот, выманивает человека из собственной шкатулки на открытый воздух. Это лишь вопрос страха, страха демонстрировать свой страх и страха быть прямыми в своих высказываниях. Это как засаленный и сморщенный вопрос свободы, выраженный не в романтичных тонах тёмного асфальта, а в сгустках крови и роящихся насекомых, съедающих то, что приковывает себя к жизни самостоятельно. Отсюда и поход преподавателя с ангельской улыбкой в церковь – демонстрация того, что «Груз 200» – это тошнотворная ирония к жизни, из которой нет выхода. По крайней мере, визуально.
Если брать широко, то Балабанов в картине отражает социум, показывает в целом и общем некий портрет страны, государства, которое находится в промежуточном состоянии. Когда прежде принятые законы и нормы практически потеряны и стерты, и всем становится все равно, но все дружно продолжают чего-то бояться. То, что так характерно вписывается в происходящую действительность.
Балабанов с жестоким безразличием компонует в кадре жизнеутверждающие песни советской эстрады и серые пейзажи, яркую «новомодную» одежду и зияющие пустотой лица людей. Лозунги развитого социализма встают в один ряд с воспалённой мечтой алкоголика о Городе Солнца, в обезглавленных церквях проходят дискотеки и рок-концерты, установлением правопорядка занимаются форменные садисты и убийцы.
Маньяк, олицетворяющий советскую власть, издевается над страной, ее народом и будущим. Страна эта беспомощная, глупая девица. Народ, обыватель, пьет спирт из литровой банки и пялится в телевизор, с экрана которого на него вываливаются тонны фальшивой благодати, но он этой фальши не чувствует. Он получеловек, безразличный ко всему кроме своих нескольких квадратных метров, на которых умещается стол, стул, телевизор. Государство посылает своих сыновей на чудо-трансформацию: самолет уносит молодых, красивых, сильных – обратно привозит человека в футляре, цинковом, не человека даже – тело. Похоронить своих героев страна не может. Во внутренних органах полный бардак. Оборотни в погонах свирепствуют. Какие-то понятия, по которым еще как-то можно жить, но из-за которых жить нельзя, остались лишь у какого-то барыги спиртом. Государство, система, общество, человека – все гниет изнутри и сливается в общую гнойную кучу. Стеклянными глазами маньяка Журова Балабанов хладнокровно всматривается в эту бездну. Он снимает на плёнку зияющую пустоту лиц и внутренний холод. Здесь нет людей в прямом смысле слова, нет переживаний, нет морального выбора. Есть лишь мешки с костями, медленно гниющие в бетонных гробах, перевозимые из пункта А в пункт Б, тяжело падающие на землю под грузом обстоятельств. Абсолютно недвижима и бессердечна маска маньяка, которую носит капитан Журов; одеревенело от вечного смирения лицо Антонины; безразлично-одинаково смотрит на всё Валера – лишь бы деньги в карманах водились. Даже вопли похищенной девушки содержат в себе не больше страдания, чем механический скрежет проезжающего мимо поезда.
Режиссёр долго вынашивал этот фильм. Его останавливали, говорили что не поймут, актёры отказывались сниматься. Но нашлись те, кто смог и получилось самое точное и жуткое полотно. От того что сделал Балабанов и душно и в то же время ясно – так жить нельзя. Алексей Октябринович Балабанов создал наглядный слепок эпохи – показав всю её уродливость и трэш. Это кино – отличная терапия для тех, кто всё ещё способен «протрезветь и задуматься». Сегодня эта картина в России негласно запрещена, но, вспомните, что сказал приговорённый персонаж Алексея Серебрякова идя по сырому тюремному коридору перед смертью?..
